|
|
От
|
Crossader
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
13.04.2002 00:07:50
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
Манифест русского либерализма господина Березовского.
Все-таки прошу простить и, несомтря на пост, дать опубликовать данное сообщение. Березовский, по всей видимости, вообразил себя вторым Герценым, издавая «манифест русского либерализма». Потому, все-таки возник один серьезный комментарий, и хотелось бы обратиться к словам великого русского писателя Ф.М. Достоевского. Во-первых, по манифесту можно найти ссылку здесь: http://lenta.ru/russia/2002/04/11/gospel/ А далее, господин Березовский должен осознать следующее: он кусает самого себя за хвост, говоря о максимализме. Либерализм фактически восторжествовал у нас в стране при Ельцине. Переросло все, как обычно не просто в либерализм, а в либерализм-максимализм: «Твори что хочешь, воруй как можешь», — чем господин Березовский, естественно, хорошо воспользовался, о чем неоднократно писалось в независимых источниках, например в американском журнале Форбес. Причем не просто воспользовался, а фактически явился одним из идеологов этой самой вседозволенности, и даже стал в некотором роде воспитателем и пророком подобных идей в русском либерализме-максимализме. Отрывок взят из романа «Идиот», часть3, глава1. Высказывания одного из героев. __________ - Я вам, господа, скажу факт, — продолжал он прежним тоном, то-есть как будто с необыкновенным увлечением и жаром и в то же время чуть не смеясь, может быть, над своими же собственными словами, — факт, наблюдение и даже открытие которого я имею честь приписывать себе и даже одному себе; по крайней мере, об этом не было еще нигде сказано или написано. В факте этом выражается вся сущность русского либерализма того рода, о котором я говорю. Во-первых, что же, и есть либерализм, если говорить вообще, как не нападение (разумное или ошибочное, это другой вопрос) на существующие порядки вещей? Ведь так? Ну, так факт мой состоит в том, что русский либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, то-есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть не восторг. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, все. Если есть для него оправдание, так разве в том, что он не понимает, что делает, и свою ненависть к России принимает за самый плодотворный либерализм (о, вы часто встретите у нас либерала, которому аплодируют остальные, и который, может быть, в сущности самый нелепый, самый тупой и опасный консерватор, и сам не знает того!). Эту ненависть к России, еще не так давно, иные либералы наши принимали чуть не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чем она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже слова «любовь к отечеству» стали стыдиться, даже понятие изгнали и устранили как вредное и ничтожное. Факт этот верный, я стою за это и... надобно же было высказать когда-нибудь правду вполне, просто и откровенно; но факт этот в то же время и такой, которого нигде и никогда, спокон-веку и ни в одном народе, не бывало и не случалось, а, стало быть, факт этот случайный и может пройти, я согласен. Такого не может быть либерала нигде, который бы самое отечество свое ненавидел. Чем же это все объяснить у нас? Тем самым, что и прежде, — тем, что русский либерал есть покамест еще нерусский либерал; больше ничем, по-моему.