Предлагаю, на мой взгляд, интересную статью из харьковской газеты "Время"
«Осень» «пражской весны»
35 лет назад, 21 августа 1968 года, войска пяти стран — участниц Варшавского договора вошли на территорию Чехословакии
Крылатый символ эпохи
На днях российские СМИ после очередной катастрофы учебного реактивного самолета L-39 чешского производства присвоили ему мрачный титул «самого страшного самолета России». В течение неполных двух лет в России, США, странах Европейского Союза разбились 8 самолетов этого типа. Наша газета тоже совсем недавно писала о летном происшествии с L-39 в Роганском институте ВВС, не повлекшем, к счастью, за собой гибель людей.
Для вдумчивого читателя очевидно, что частые аварии одного типа самолета по всему миру говорят не столько о его качестве (это отдельная тема), сколько о его широкой распространенности. Возникает вопрос: откуда у L-39 такая мировая популярность, совершенно не типичная для техники производства стран Восточной Европы?
L-39 — «летающая парта» — начал выпускаться во времена еще единого социалистического Чехословацкого государства. Он представляет собой развитие своего предшественника L-29, освоенного в производстве в рубежном для ЧССР 1968 году. Судьба самолета, с одной стороны, необычна, с другой стороны, весьма характерна для той эпохи, ведь эта машина является побочным результатом так называемых «чехословацких событий 1968 года».
Я не ставлю перед собой неблагодарную и непосильную задачу дать всесторонний анализ тех дней. Неблагодарную — потому, что многим не понравится мое мнение, и я увеличу количество своих гневно-эмоциональных «демократических» оппонентов. Непосильную — поскольку не считаю себя достаточно компетентным и информированным, чтобы претендовать на полное описание той чрезвычайно запутанной и противоречивой обстановки. Вокруг Чехословакии 1968 года давно сформирована устойчивая мифология и стереотипы как «слева», так и «справа». Я постараюсь фрагментарно описать «чехословацкие события» с высоты роста обычных людей, которые волею судьбы оказались втянуты в бурный водоворот тех дней. Но и обойти вопросы большой политики, которая привела к «вторжению» 21 августа 1968 года было бы неверно.
«Большая шахматная доска» Бжезинского
Со времен горбачевской «гласности» мы слышим, что в августе 1968 года Леонид Ильич Брежнев танками раздавил исторический шанс построения «демократического социализма», или, по тогдашней риторике, «социализма с человеческим лицом». Верхом остроумия стал термин «танковый социализм Брежнева».
Дело, однако, в том, что изначально никакого «социализма с человеческим лицом» в Чехословацкой социалистической республике никто строить не собирался. Этот фальшивый лозунг был брошен для дезориентации рядовых коммунистов и им сочувствующих, а также, чтобы притупить бдительность кремлевских вождей. О каком «социализме» могла идти речь, если для «интеллектуальной элиты» в Пражском Институте международной политики и экономики специально приглашенный из США антикоммунист №1 Збигнев Бжезинский прочел в 1968 году программный цикл лекций с совершенно откровенным названием: «Конец ленинизма»?! На лекциях он прямо призывал к уничтожению чехословацкой компартии, к демонтажу милиции и органов государственной безопасности. И все это происходило в стране, где у власти находилась компартия! Вот за что, к слову сказать, я «люблю» Бжезинского — он умнейший аналитик, политик и дипломат, всегда рубящий правду-матку во всех аудиториях. Сочетание таких, казалось бы, несовместимых качеств воистину уникально!
Идеологический фактор казался тогда главным в развернувшейся внутрипартийной борьбе. «Сталинский социализм» или «социализм с человеческим лицом» — такая якобы стояла дилемма. Но Бжезинский не был бы Бжезинским, если бы ограничивался только антикоммунизмом. Бжезинский — также крупнейший геополитик и автор лозунга «Загнать Россию в границы Московского царства ХIV века». Ставка была гораздо выше: речь шла о смене внешнеполитической ориентации ЧССР в системе координат «Восток — Запад» вне зависимости от ее будущего политического строя. А дальше, как позже в свое время скажет Михаил Горбачев, «процесс пойдет»…
Идея силового вмешательства в чехословацкий кризис принадлежит, по ряду свидетельств, болгарскому лидеру Тодору Живкову и тогдашнему первому украинскому коммунисту Петру Шелесту. Брежнев долго не решался на радикальные меры, маневрировал, пытаясь использовать более тонкие методы. Накануне принятия окончательного решения о вводе войск Брежнев вошел в прямой контакт с президентом США Линдоном Джонсоном. Зондирование американской позиции показало, что США не пойдут на обострение военного противостояния в Европе — им хватало трясины вьетнамской войны, где в Сайгоне шли уличные бои в районе американского посольства.
Придать акции коллективный характер от имени Варшавского договора Брежневу не составило труда, проблема была, как и ожидалось, только с одной Румынией. Николае Чаушеску всегда старался «сидеть на двух стульях» в большой геополитической шахматной игре. Тогда, после августа 1968 года, его «особая позиция» была оценена, и он был обласкан западными лидерами. Но и его конец в 1989 году был особо жестоким, никто за него не заступился, былые «заслуги» перед Западом не зачлись.
Как теперь очевидно, чехословацкий внутрипартийный и государственный кризис через 20 лет повторился с поразительной точностью в самом СССР. Каждому из персонажей горбачевской «перестройки», если приглядеться, соответствует свой «герой пражской весны» — как будто один невидимый режиссер расписывал роли. Поражает совпадение даже в действительно случайных мелочах: ведь «пражская весна» получила свое название от весеннего апрельского (!) пленума ЦК компартии Чехословакии 1968 года, на котором был принят документ под названием «Программа действий КПЧ». Это была генеральная репетиция событий рубежа 80 — 90-х годов для всей социалистической системы, всей Европы, всего мира. Примерно как у нас раньше любили говорить, что «1905 год — генеральная репетиция победного Октября». Финал двух революций и двух попыток «обновления социализма» был разный. Но в конечном итоге рухнула не компартийная власть, а рухнули государственность и все международное глобальное равновесие.
А ведь именно об угрозе разрушения европейской и всей мировой системы безопасности руководители КПСС настойчиво предупреждали руководителей КПЧ с марта по август 1968 года. Кто здесь прав, а кто виноват? По всей видимости, нужно признать, что у великой державы — своя правда, у маленькой страны — своя.
Взгляд с высоты танковой башни
Мемуарной литературы, посвященной августу 1968 года в Чехословакии, незаслуженно мало. В советское время воспоминания такого рода не поощрялись, а позже пропала острота впечатлений и желание писать. Но кое-что за последние 15 лет было опубликовано: тогдашние лейтенанты стали генерал-полковниками и депутатами парламентов, мирными пенсионерами и воинствующими «разоблачителями» типа предателя В. Резуна (самозваного В. Суворова). На сочинения последнего у меня идиосинкразия, поэтому ссылаться на него не буду. Доводилось мне также слушать рассказы некоторых участников и очевидцев тех событий, в том числе и чехов, у которых я побывал дважды — в 1976 и 1992 годах.
Доступный мне материал в целом складывается во внутренне непротиворечивую картину, разные источники дополняют, подтверждают друг друга, что вызывает к ним доверие.
Так, все единодушно отмечают полное отсутствие малейшего организованного сопротивления со стороны чехословацких пограничников и армии. Более того, в самые первые часы на границе ГДР и ЧССР, пока чехи еще не разобрались в чем дело, они приветливо махали руками колоннам Советской армии и армии ГДР, думая, что происходят совместные учения. Рано утром 21 августа по радио выступил президент ЧССР Людвиг Свобода с заявлением, в котором призвал граждан соблюдать спокойствие, а армию — не оказывать сопротивление вступившим союзным войскам. Одновременно он сказал, что войска Варшавского договора на территорию страны не приглашались. На этом «радушный» прием незваных гостей закончился.
За несколько часов до вторжения командиры рот под роспись получили приказ: «На огонь отвечать огнем. Венгерские события не должны повториться». К счастью, абсолютному большинству наших военнослужащих не пришлось применять оружие, поскольку вооруженных нападений на них почти не было. Типичными были акции условно ненасильственного сопротивления: блокирование дорог сидячими мужчинами и женщинами, бросание в армейские колонны помидоров (на дворе август!), цветочных горшков и горшков с нечистотами с верхних этажей зданий. Дисциплина была строжайшая, и войска на такие провокации не поддавались. Как писал классик современной чешской литературы Милан Кундера в романе «Невыносимая легкость бытия», «…Чешские города были украшены тясячами нарисованных от руки плакатов со смешными надписями, эпиграммами, стихами, карикатурами на Брежнева и его армию, над которой все потешались, как над балаганом простаков».
Тактику преодоления людских заторов подсказал случай. В одном из городков командиры не могли найти приемлемый способ разогнать толпу, а развернуть колонну назад и искать обход было физически невозможно. Десятки двигателей тяжелых машин продолжали работать на холостом ходу, заволакивая все удушающим сизым дымом. Было безветренно, дышать становилось невозможно, и сидевшие люди начали расходиться. Тогда последовала команда «Надеть противогазы!», и колонна двинулась дальше. Впоследствии этот прием неоднократно применяли уже умышленно. У мотострелков в бронетранспортерах были также запасены березовые веники для дезактивации техники в случае ее загрязнения оружием массового поражения. Была дана команда отбиваться не прикладами, а хлестать вениками тех, кто цепляется за медленно ползущие по узким улицам машины.
По многочисленным свидетельствам, немцы ГДР не допускали такого обращения с собой. Не стану приводить непроверенные факты о якобы имевших место случаях стрельбы в подобных ситуациях, но точно известно, что немцев больше «уважали», а попросту боялись. Память о суровости немецкой оккупации во Вторую мировую войну была еще достаточно свежей. Вот один из примеров: у источников водоснабжения часто дежурили пожилые женщины. Когда советские военные просили воды, они закрывали собой колонку и говорили «Бей!». Наши в таких случаях старались не связываться, и искали другую колонку. Однажды возле водоразборной колонки увидели чешского солдата с автоматом. Он сказал, что ему приказано воду оккупантам не давать. Строго проинструктированные начальством не вступать в конфликты с местными жителями, а особенно с военнослужащими ЧССР, наши солдаты были готовы снова уйти не солоно хлебавши. Но тут подъехали за водой бойцы Народной армии ГДР. Без лишних церемоний они разоружили чеха и вежливо предложили нашим набрать воды первыми. После этого набрали воду сами и поехали. Чешский солдат бросился за ними вдогонку, умоляя вернуть ему автомат. Немцы сбавили скорость, выбросили из автомобиля сначала автомат с отстегнутым магазином, затем — пустой магазин, потом начали выбрасывать поштучно патроны.
Мне рассказывали историю (правда, не из первых рук), как во время движения колонны нашей бронетехники по узкой горной дороге перед головной машиной внезапно выкатили детскую коляску. Механик-водитель, не имея достаточного запаса тормозного пути, резко бросил машину в обрыв. Экипаж разбился, а в коляске оказалась кукла.
Но были случаи и куда более жесткого сопротивления. Особенно в Праге. Мне не удалось найти достоверных сведений о количестве сожженных на улицах Праги советских танков, и были ли погибшие среди танкистов (тяжелораненые точно были). Обычно танки обливали бензином «безоружные» студенты и другие гражданские лица. Одного такого студента танкисты застрелили в упор и он стал почти национальным героем. Несколько ответных выстрелов было произведено из танковых пушек по окнам домов. Но такие крайние эксцессы в целом не типичны. В Праге широкомасштабных уличных боев типа тех, что залили кровью Будапешт в 1956 году, не происходило. Число погибших во всех инцидентах, включая несчастные случаи, точно не известно. Встретилась цифра в 400 человек, но источник не представляет доверия, мне она представляется завышенной.
Американцам стоило бы поучиться…
Изначально делалось все, чтобы по возможности не оскорблять достоинство и национальные чувства чехословаков, причем не только на их земле. Мой отец в августе 1968 года отдыхал в санатории Министерства обороны им. Фрунзе в Сочи. В санатории была группа офицеров и генералов ЧССР. После 21 числа отношение к ним стало особенно корректным, они продолжали отдыхать, как будто ничего не произошло.
Один бывший офицер военной контрразведки рассказывал, что среди первоочередных задач особых отделов было недопущения хаоса и мародерства в краткий период, пока органы государственной власти ЧССР будут фактически парализованы нашими военными. Все банки, музеи, картинные галереи и другие подобные объекты брались под охрану, возле них выставлялись вооруженные часовые. Этот опыт следовало бы заранее перенять американцам, которые допустили уголовный беспредел в подконтрольном им, но безвластном Багдаде в 2003 году.
Обычными были лозунги, написанные на стенах по-русски. От откровенно-подстрекательских типа «Смерть оккупантам!» до ироничного «Брежнев — учиться, учиться и учиться (Ленин)». Чехословацкая общественность, вне всякого сомнения, в подавляющем своем большинстве осудила вмешательство во внутренние дела страны. Но до полного единства в этом вопросе было далеко.
Заметное число граждан, причем многие из них были военными, получившие образование в СССР, отнеслись к вводу войск одобрительно. Их подвергали обструкции в своих частях и даже в семьях. Эдуард Воробьев, ныне генерал-полковник, депутат Российской Думы, а 35 лет назад командир роты, вспоминает, что у них во временном расположении части в лесу некоторое время жил капитан армии ЧССР. Его изгнали из полка за дружелюбные высказывания в адрес СССР, а вслед за этим и из дома тестя.
В целом корректное поведение советских военнослужащих позволило сравнительно быстро нормализовать отношения с местным населением и государственными институтами. Напомню, что никакого грубого переворота в руководстве страны Кремль не произвел. Президент страны Свобода, председатель Национального собрания Смрковский, премьер-министр Черник остались на своих постах. Хотя первого секретаря ЦК КПЧ Дубчека вскоре заменили на Гусака, но в отставку с партийной работы он ушел только в апреле 1969 года. Никто не был лишен свободы, не говоря уже о худшем.
Опытный аппаратчик Брежнев умело манипулировал кадрами, показав себя мастером дипломатической интриги. Именно названные выше люди своим авторитетом и подписями под соответствующими документами легализовали советское военное присутствие. Все это способствовало возвращению жизни в привычное русло, росту доверия к нашим военным. В конце концов, чехи понимали, что советские военные — это не политики, принимающие решения, а люди, исполняющие приказ.
Рост доверия проявлялся порой и не самым приятным для нашего командования образом. Так, Эдуард Михайлов, бывший старший офицер службы тыла, вспоминает: «В Чехословакии, так же как и в других европейских странах, отношения продавец — покупатель строились, прежде всего, на взаимном доверии и порядочности. Этим незамедлительно воспользовались командиры некоторых советских воинских частей. Достаточно было отпечатать заявку на приобретение каких-то материалов, оборудования, поставить гербовую печать — и покупай практически все.
Мы были в шоке, когда со всей ЧССР пошли к нам на оплату эти «объеднавки» (заявки). Некоторые наиболее сообразительные наши офицеры ставили на своих заявках печати, прикрыв номера частей полоской бумаги, так что не представлялось возможным даже определить, кто именно и для чего приобрел у чехов товар. Пойди разберись, что покупали, кто разрешил, кто гарантировал оплату. Наполучал штаб Центральной группы войск этих «филькиных грамот» на общую сумму около 70 млн. крон (порядка 7 млн. руб.). Финал такой: разобраться ни мы, ни финансисты не сумели — заплатили все долги и никого не наказали».
Советскому руководству и мысли не могло прийти, выражаясь по современному, «кинуть» чехословаков, свалив все на мелкие «пешки». Его сознание было железобетонно «тоталитарным», а не гибким — «рыночно-демократическим».
«Кнут» и «пряник»
…В конце 60-х годов в СССР остро встал вопрос о замене устаревших учебно-тренировочных истребителей МиГ-15УТИ. Помимо объективных причин для их замены, накладывалась субъективная — в марте 1968 года на одном из таких МиГов разбился Юрий Гагарин. Сентиментальный Брежнев не скрывал слез на похоронах, как он говорил, «нашего Юры». Конкурс на создание нового самолета выиграло КБ Александра Яковлева. Вопрос о производстве реактивного учебного «Яка» казался уже решенным, как вдруг грянули чехословацкие события. Брежнев старался играть роль строгого, но справедливого «отца» в возглавляемом им соцлагере. Помимо «кнута» он не забывал и о «прянике». Чтобы подсластить горькую пилюлю, «выписанную» чехам, Брежнев решил разместить у них исключительно выгодный и перспективный заказ на учебные реактивные самолеты L-29. Наши военные пытались было возражать, мол, «Яки» лучше и нельзя в таком деле быть в зависимости от заграницы, пусть даже и «братской». Но Брежнев остался непреклонным.
Потребность многочисленных советских летных училищ и аэроклубов ДОСААФ была огромной, сюда же следует добавить потребности в учебных самолетах остальных стран Варшавского договора, плюс потребности стран-сателлитов из третьего мира… В общем, чешские авиастроители были гарантировано обеспечены работой на долгие десятилетия. Массовость производства и отлаженный технологический процесс способствовали низкой себестоимости самолетов и выходу на рынок США и Западной Европы. В СНГ до сих пор нет альтернативы этим старым (новые не покупают) L-39/29. Ну, а остальное вы уже знаете.
Николай Ушаков http://www.time.kharkov.com/
