От полковник Рюмин
К All
Дата 11.07.2000 15:43:19
Рубрики Прочее;

К кому должны быть обращены "призывы к покаянию"? К расцерковленному "русскоязычному" населению? Нет, к Русской Церкви!

>> Уже в ноябре 1917 года, после расстрела большевиками Кремля, смч. Иларион, говоря о необходимости восстановления патриаршества, восклицал: «Орел петровского абсолютизма выклевал русское сердце». А ведь это нравственно лучший русский епископ, впоследствии пострадавший от большевиков!
 
>>  
 
> Вы считаете, что архиеп. Иларион напрасно отстаивал идею восстановления патриаршества?
 
 
Я не совсем об этом писал. Я писал о том, каково было отношение наших архипастырей к православной монархии во время февральского и октябрьского переворотов.
 
 
Как известно, с эпохи Петра I началось подчинение церкви государству. Об этом писалось разными историками очень много. Однакож следует отметить, что эти искажения церковно-государственных отношений все же не привели к превращению Русской Церкви в еретическую и безблагодатную (как полагали старообрядцы), а русского Самодержавия в «немецкий абсолютизм» ( к каковой оценке склонялись многие славянофилы).
 
 
Русская Православная Церковь была жива, и в послеиетровское время в ней процвело много преподобных и святителей. Русское Самодержавие и после Петра продолжало играть роль удерживающего, роль Третьего Рима, хотя и в подорванном виде. В XIX в оно постепенно освобождалось от искажений прошлого столетия. Наиболее проницательные архипастыри Русской Церкви, такие как митр. Филарет Московский видели главную свою задачу в поддержании Самодержавия против революции, а не в восстановлении внешних форм церковной жизни XVII в, в частности патриаршества. Свт. Игнатий (Брянчанинов) особенно подчеркивал необходимость духоносных вождей для церковных реформ, без чего любые реформы будут бесполезны и даже вредны.
 
 
К концу XIX — началу XX века недовольство монархией в церковной среде усилилось. Некоторые священники и представители духовной школы даже непосредственно участвовали в революционном «освободительном» движении или сочувствовали ему. Другие стремились использовать затруднительное положение монархии для получения определенных сословных привилегий.
 
 
Но и в среде консервативного епископата и духовенства сравнительно немногие понимали трагичность исторического момента, немногие ясно видели главного врага. Многим казалось, что все беды Русской Церкви обусловлены лишь петровскнми реформами двухвековой давности, отменой патриаршества и церковного самоуправления, а главным врагом Церкви является обер-прокурор. Обиды, нанесенные церкви монархией были понятны, но все-таки неуместны в виду нарастающей революционной угрозы. В этих церковных кругах идеализировалась допетровская Россия, патриаршество, частично реабилитировалось старообрядчество и предельно жестко критиковался синодальный период Русской Церкви и императорская Россия. В розовом свете представлялись и восточные патриархи, и балканские славяне: значение их для мирового Православия крайне преувеличивалось. Довольно снисходительно взирали многие иерархи и на революционную интеллигенцию: ее протест против существующего строя ("немецкого абсолютизма") казался оправ-данным по сути и неприемлемым лишь по форме. Да.
 
 
В соответствии с такой оценкой истории главное внимание церковных деятелей сосредоточилось на борьбе с синодальным устройством. Поддерживать монархию, которая не может или не желает возвращаться в XVII век, считалось излишним. Именно поэтому на заседании Синода в феврале 1917 г. на предложение обер-прокурора осудить революционные беспорядки один из уважаемых иерархов ответил: «К нам обращаются лишь, когда имеют в нас нужду, пусть попробуют обойтись без нас». Другой епископ после февральского переворота выпустил брошюру с воззванием: у нас нет больше автократора! — где доказывал справедливость свержения монархии. О третьем архиерее, возгласившем: «Орел петровского абсолютизма выклевал русское сердце», здесь уже говорилось. Не буду уж называть их имена, ибо это были действительно нравственно лучшие русские епископы, впоследствии пострадавшие от большевиков.
 
 
Но тогда, в начале катастрофы, когда была возможность побороться за ее преодоление с шансами на успех, церковные иерархи не сделали для этого ничего: не выступили в защиту сверженного и арестованного Императора, не призвали к всероссийскому ополчению для восстановления православной монархии. Да, лидеры Белого движения были в основном не монархисты, а иные связаны были с масонством. Но среди самих белых воинов монархистов было много. В православном крестьянстве и среди горожан тоже было немало сторонников монархии. Демократические лозунги «февральских» политиканов их не привлекали, а вот церковное воззвание и благословение могло бы решающим образом повлиять на их произволение, — но его-то и не было. Церковное непротивление революционному злу под предлогом аполитичности, отказ иерархии от духовного водительства народа в условиях гражданской войны стали одной из причин победы большевизма.
 
 
 
Знаменательно, что под Обращением, признающим «Временное правительство» не Божиим попущением, а Богом установленной властью ("Боголюбивому Временному правительству многая лета!!!") стоят подписи будущих глав всех нынешних юрисдикций Русской Церкви: архиепископов Тихона, Сергия, Антония и других. Греховного омрачения не избегли даже лучшие наши пастыри; не потому ли так горька была чаша их последующих очистительных скорбей?
 
 
Так, а теперь о «восстановлении патриаршества».
 
 
Для внутрицерковной жизни восстановление патриаршества само но себе, без его связи с православной монархией не принесло Русской Церкви никакой пользы. Оно не смогло ни сохранить единства Церкви, ни предотвратить националистических расколов (отделения Грузинской, Украинской, Польской, Финской, прибалтийских церквей), ни появления обновленчества. Личный авторитет св. патриарха Тихона, как достойного архипастыря, еще не доказывает преимуществ централизованного патриаршего управления. В организации Зарубежной Церкви подобную же роль сыграл личный авторитет Митр. Антония. Сам факт принятия знаменитого патриаршего указа № 362 о временной вынужденной децентра-лизации церковной власти, служит нагляднейшим свидетельством, что патриаршество не есть оптимальная форма управления Церковью, по крайней мере, на период открытого гонения. Каждый епископ имеет благодать.
 
 
О временах близких, «пожалуй, промолчим», как советовал А.К.Толстой.