>но первым присягу свою перед Родиной сам Николай и наршуил своим отречением от престола.
доказать сумеете или так воздух трясете?
>На мой взгляд подобное действие сродни самоубийству.
На мой взгляд глупости на форумах писать подобно самоубийству. Болтонете вот так не подумав хорошенько и готово.
>Вот и Николай совершил "самоубийство". К чему это в итоге привело мы все знаем.
Проклятый царизм во всем виноват - не заготовил мяса на семдесят лет советской власти. (с) бородатый анекдот советских времн.
Резюмирую - речи Ваши легкомысленные, историю Вы скорее всего изучали в рамках школьного курса изданого на соросовские гранты. потому что даже коммунистическая официальная точка зрения была иной. Где-то же вы этих глупостей набрались или таки сами придумали?
Есть такая книжечка изданая при большевиках в 27 году отречение Николая II воспоминания очевидцев. Которую предваряет большая статья, заслуженного большевика и и вообще известнейшей личности - М.Кольцова.
Фрагмент из нее я и приведу. Ни в каких симпатиях к самодержавию и лично к Николаю II М.Кольцова и видимо вообще большевистскую историографию того времени заподозрить не мыслимо, тем интереснее этот фрагмент, для анализа и понимания, так или уж безупречна версия о недееспособном ничтожестве на троне, которая существует в определнных кругах и усиленно внедояется в массовое сознание. Честно сказать из всех возможных версий событий того времени, эта безусловно самая глупая и примитивная, видимо поэтому она и пользуется неизменным успехом.
+++
М. Кольцов КТО СПАСАЛ ЦАРЯ
...В Николае Романове надо понимать его замкнутость и апатичность характера, не всегда прикрывавшие апатичность ума и воли. Очень Часто под бесцветными изъявлениями у Романова весьма энергично шевелились чувства, диктовавшие немаловажные поступки, направленные к сохранению себя и власти своего класса.
Дворянство и придворные совершенно зря рисуют своего вождя в последние минуты его царствования, как унылого кретина, непротивленца, безропотно сдавшего свой режим по первому требованию революции.
Нельзя сказать, чтобы ближайшие друзья, неразлучные с Николаем, смягчали события или Придавали им какой-нибудь преходящий, незначительный смысл. Любимец и собутыльник царя, адмирал Нилов говорил и повторял свою обычную фразу:
— Все будем висеть на фонарях! У нас такая будет революция, какой еще нигде не было!
Николай в февральские дни особенно часто слышал от своего приближенного эти совершенно недвусмысленные и, как мы знаем, пророческие слова.
Другие придворные, штабные генералы, наконец, важнейший и авторитетнейший советник императора — сама царица, — все в один голос подчеркивали грозное значение
надвигавшихся событий и неумолимость народа к династии в случае ее падения.
В условиях военных неудач, при определенных признаках разложения армии на фронте, наконец, после смерти Распутина, в лице которого царская семья убежденно видела свою существенную опору, — при всем этом упавший дух
царя должен был бы подсказать ему большие политические уступки. ;" ';
На самом деле этого не было.
Царь Николай хорошо и твердо запомнил наставления отца и уроки воспитателя своего, Победоносцева, умного и выдержанного идеолога самодержавия.
Он понимал и логикой и нутром, что режим может держаться только прежним, единственным, испытанным средством: террором, полицейским зажимом, системой неограниченной дворянской диктатуры, не разбавленной никакими парламентскими лимонадами.
Первые же телеграммы в ставку из столицы, говорящий
о волнениях в военных частях и массах, заставляют верховное командование и совет министров поднять вопрос:
об уступках, о компромиссах.
Последний царский премьер князь Голицын посылает паническую депешу о необходимости его, Голицына, отставки, и образования .«ответственного», парламентского министерства во главе с Родзянко или Львовым.
Командующий петроградским гарнизоном генерал Хабалов, военный министр Беляев, брат царя Михаил Александрович, — все бомбардируют ставку страшными известиями., испуганными советами поскорей успокоить уступками разбушевавшееся море.
Генерал Алексеев берет на себя представительство всех этих людей и, кроме того, Родзянко и, кроме того, неведомых ему самому стихий, бушующих в Петрограде. Он просит царя согласиться на конституционные поблажки.
Царь тверд и непреклонен.
Нет.
Он не хочет. Он не согласен.
Наседают облеченные властью и доверенные люди. Волны революции уже заливают первые ступени трона. Самый близкий человек, жена, ужасается:
«Ты один, не имея за собой армии, пойманный как мышь в западню, — что ты можешь сделать?!»
И все-таки, подтаким натиском, Николай не идет на уступки. Долго, категорически он уклоняется от согласия даже на создание «ответственного министерства».
После нового залпа телеграмм генерал Алексеев еще раз идет к Николаю для решительного разговора.
Выходит оттуда ни с чем, вернее — с повышенной температурой. Старик сваливается в постель, — он ничего не может сделать с упорным своим монархом.
Где же тряпка? Где сосулька? Где слабовольное - ничтожество? В перепуганной толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека — самого Николая. Он стоек, и меньше всех струсил.
Что же выдвигает царь взамен голицынско-алексеевских компромиссов?
Одну простую, ясную, давно уже испытанную и оправдавшую себя вещь.
Николай снаряжает сильную карательную экспедицию на взбунтовавшуюся столицу.
Такие штуки не раз помогали короне. Так однажды Петроград расправился с революционной Москвой. Может быть, сейчас, тем же способом ставка склонит к своим ногам взбунтовавшуюся в столице чернь. Может быть!
Шаг не оригинальный. Но исторически понятный и решительный.
Николай Иудович Иванов, старый вояка, выслужившийся из низов, крепкий, надежный бородач, с хорошим - круглым русским говорком и солидными жестами — вот кто должен стать усмирителем петроградского восстания и военным диктатором в усмиренной столице. Староват, но коренаст. Неладно скроен, да крепко сшит. В толпе жидких штабных генералов Николай не плохо выбрал диктатора.
Иванов получает в свое распоряжение по два кавалерийских, по два пехотных полка и по пулеметной команде Кольта с каждого фронта. Целый корпус отборных войск, вооруженных до зубов, должен вторгнуться в Петроград и стереть с, лица земли мятежников.
По инструкции, в Петрограде ему должны подчиняться ;все министры!
Соответственно этому составлен и ответ князю Голицыну на его просьбы о конституционных уступках:
«О главном начальнике для Петрограда мною дано повеление начальнику моего штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. То же и относительно войск... Относительно перемен в личном составе при данных обстоятельствах считаю их недопустимыми. Николай».
; Вся ставка на смерть перепугана таким оборотом дела. Опять убеждают/царя смягчиться. Он непреклонен. И в своем положении— прав! Если уж гадать задним числом о том, что могло бы спасти положение для монархии, то, конечно, это мог быть только шаг, сделанный самим царем: разгром революционного Петрограда.
Отдав свои распоряжения, Николай трогается в путь. Он хочет пробраться в Царское Село, к жене и больным детям. На станции Малая Вишера, уже почти у столицы, ехать далыце оказывается невозможным. Тосно и Любань уже заняты революционными войсками. Царский поезд воз. вращается, чтобы достигнуть цели кружным путем через Бологое, и застревает в Пскове. Царь ждет известий, он надеется на корпус Иванова.
Но за время почти суточного блуждания поезда события разворачиваются ужасающим темпом. В Пскове, в штабе Северного фронта, у генерала Рузского, Николай застает уже готовую петлю для себя.
Рузский, частью спасовав перед неумолимостью революционной стихии, частью уже имея кое-какие виды при новом строе объявляет, перед разговором с царем, его придворным:
— Надо сдаться на милость победителя!
