От полковник Рюмин
К чтец Георгий
Дата 18.08.2000 20:12:50
Рубрики Прочее;

Re (3): Кто помнит, где взять биографию А.Гайдара? Пожалуйста. Давнишнее сочинение, писанное под влиянием чтения книжек Зигмунда Фрейда.

> Да уж, пожалуйста, извольте публиковать дальше. В терминах клинической  «кречмеровской» психиатрии Аркадий Гайдар был врожденный мятежный психопат циклотимического направления. Иначе сказать, он был личностью «бандитского» склада. Кстати, эти игры с бритвами и прочими колюще-режущими предметами, интерес к крови — чрезвычайно распространены в бандитской субкультурной практике. Почти наверняка, у Гайдара была понижена болевая чувствительность, что также относится к признакам названного психологического типа. Но реализовался он — как писатель, что вовсш неудивительно. Мастер он был превосходный. И чудовищная личность его нашла отражение на глубинных стилевых уровнях. Его зрелые книги (Военная Тайна, Голубая Чашка, Судьба Барабанщика) исполнены скрытой тревоги, напряжения, того, что зовется, опять же, на психиатрическом жаргоне — состояния судорожной гортовности. К чему? К чему-то грозному и неожиданному.
 
 
Вот что, чтец Георгий. Статья писана моей кровью. Так же, как и статья о «русской интеллигенции». Пусть не смущает Вас «околонаучный» жаргон. А то мы тут начитались всяких книжек, кандидатские и докторские диссертации защитили...
 
 
Знаете, я пережил многое и многих. И теперь о моем мировоззрении можно сказать стихами:
 
 
"Я сжег все то, чему я поклонялся,
 
И поклонился я тому, что проклинал..."
 
 
Улетающий отец
 
 
Отцовские задатки (о матери речь впереди) передаются мальчику обычно в игре. Ребенку дают поиграть с настоящим оружием. Это знак: ты можешь вести себя по-отцовски. А как вести себя по-отцовски, ребенок понимает, наблюдая за отцом. И потом пытается воспроизводить его поведение насколько может. Воспроизводит, конечно, не столько детали, сколько самые общие принципы отцовского поведения. Детали, которые привносит конкретная жизненная ситуация, подстраиваются под общие принципы.
 
 
Точно так же эти общие принципы формируют и текст, который может быть наполнен любыми деталями. В «Школе» отец дезертирует, приходит в дом, нарушая спокойное течение жизни, поскольку ему приходится скрываться от властей. Но вскоре уже исчезает — расстрелян. При этом эдиповская коллизия здесь выражается в том, что именно сын приводит за собой на кладбище, где папа скрывается, «хвост» (полицию). Сын как бы нечаянно убирает отца (нарушителя семейного покоя) и остается с матерью. И с маузером, который открывает дорогу в отцовский мир смерти.
 
 
А вот описание отцовских действий в «Голубой чашке». Экспозиция: мир, тишина, покой... — "И вдруг раздался мощный рокочущий гул, воздух задрожал, и блестящий самолет, как буря, промчался над вершинами тихих яблонь.
 
 
Вздрогнула Светлана, вспорхнула бабочка, слетел с забора желтый петух, с криком промелькнула поперек неба испуганная галка — и все стихло.
 
 
- Это тот самый летчик пролетел, — с досадой сказала Светлана, — это тот, который приходил к нам вчера".
 
 
И тот самый, которому в писательских фантазиях Гайдара подражает Рассказчик. Летчик летает, пугая мирную живность, а Рассказчик, лишенный возможности совершать такие мужские дела, по-детски играется с бумажной вертушкой и при этом оказывается наказанным — только за то, что играючи мог разбить голубую чашку Маруси. Кто ее в действительности разбил, в рассказе так и не объяснено. Передана только общепримиряющая мысль Рассказчика: «Это все только серые злые мыши. И мы не разбивали. И Маруся ничего не разбивала тоже».
 
 
То есть виноватых в том, что разбита чашка и разрушен покой в семье, нет. Кроме — мышей, которые в песенке (которую поет девочка Света) описаны так: «Ходят с хвостами, очень злые. Лезут всюду. Лезут на полку. Трах-тарарах! И летит (курсив мой. — О.Д.) чашка. А кто виноват? Никто не виноват. Только мыши из черных дыр».
 
 
Конечно, гайдаровские «мыши» могут означать и какие-то вообще неконтролируемые человеком внешние обстоятельства. Но пока что мы смотрим на конкретную ситуацию, отражающую устройство гайдаровской психики. Смотрим сквозь детское Я Аркадия Петровича, с точки зрения его Рассказчика. И видим, что разлад, описанный в «Чашке», в первую очередь кроется внутри души автора, а уж как следствие он выходит и наружу — создавая разлад и в реальной семье. Глава ее мучится чем-то неопределенным, запивает, полосует себя бритвой. Его жена обладает «нелегким характером». В такой семье разлад обеспечен, а значит, обеспечены и все новые муки... Но если относительно реального Аркадия Петровича еще можно предположить, что изначально это муки совести из-за безвинно загубленных им людей, то относительно Рассказчика этого сказать ни в коем случае нельзя. В «Голубой чашке» мучения связаны, во-первых, с присутствием полярного (т.е. еще и противоположного — антипода, соперника) Летчика (отцовского Я) и, во-вторых, с явно «нелегким характером» Маруси (материнского Я).
 
 
Злая мать
 
 
Продолжая рассматривать связи элементов души Аркадия Петровича, можно заметить еще одну особенность взаимоотношений трех выделенных Я: пока Отец и Мать поглощены друг другом, детское Я, играя и грезя, совершает нечто такое, из-за чего получает взбучку от Матери. Эта взбучка и есть то, что продуцирует неприятные ощущения и чувство вины в душе писателя — вне зависимости от того, совершил он что-то дурное или нет. То есть внутренняя тревога и чувство вины (из-за которых писатель, в частности, полосовал себя бритвой) суть то, что он вынес из детства, из контактов с реальной матерью (или кто ее там замещал) и постоянно воспроизводил, когда вырос.
 
 
Внутренняя Мать детского писателя изначально настроена на то, чтобы мешать Ребенку беззаботно играться и грезить, у нее уже заранее есть установка на то, чтобы подозревать Ребенка в том, что именно он разбил ее любимую чашку. Но ведь такая установка в отношениях матери и ребенка (как во внутренней жизни, так и во внешней) означает, что мать будет его провоцировать. Материнское подозрение «Должно быть, ты разбил мою чашку» легко трансформируется в императив «Должно быть: ты разбил ее». Потому что больше и некому. «Чашки, — говорит резонно Маруся, — не живые: ног у них нет. На пол они прыгать не умеют».
 
 
При материнской установке на то, что чашка должна быть разбита, ребенок не может ее не разбить. Ибо — если продиктованные «нелегким характером» материнские придирки повторяются, мальчик начинает понимать, что мама хочет, чтоб он сделал что-то такое... Разбил что-нибудь. И он не может ее разочаровать. Ибо чувствует, что мама получит удовольствие, наказывая его, и он подставляется, хоть и знает, что будет наказан хотя бы только строгим взглядом родительницы. Все равно для него это будет мукой. В рассказе буквально это и сказано: когда мама пошла гулять с Летчиком, «мы достали в чулане муку» (ударение ставим на первом слоге последнего слова).
 
 
Дальше?