От Пётр
К Иван  
Дата 05.09.2000 13:38:26
Рубрики Прочее;

Re (4): возможные пути народного покаяния

Иван, стих очень мне понравился. Говорить что-то о его форме не возьмусь, т.к. не литературовед, да и что говорить о форме?— содержание и внутренняя сила понравилась. Кстати, нет ли у тебя какого-нибудь комментария Нины Васильевны к этому стиху?
 
 
Да, всё верно, о национальной диктатуре писал Иван Ильин, в т.ч. и в «Наших задачах». О том, в чем смысл национальной диктатуры, зачем она нужна, коротко и достаточно чётко Ильин говорит в таких словах:
 
«Это есть великая иллюзия, что »легче всего" возвести на Престол законного Государя. Ибо законного Государя надо заслужить сердцем, волею и делами. Мы не смеем забывать исторических уроков: народ, не заслуживший законного Государя, не сумеет иметь его, не сумеет служить ему верою и правдою и предаст его в критическую минуту. Монархия не самый легкий и общедоступный вид государственности, а самый трудный, ибо душевно самый глубокий строй, духовно требующий от народа монархического правосознания. Республика есть правовой механизм, а монархия есть правовой организм. И не знаем мы еще, будет ли русский народ после революции готов опять сложить в этот организм. Отдавать же законного Государя на растерзание антимонархически настроенной черни было бы сущим злодеянием перед Россией. Посему: да будет национальная диктатура, подготовляющая всенародное религиозно-национальное отрезвление!"  (вновь прошу прощения,— слова эти цитировались ранее у нас на РБ, но тогда тема почему-то развития не получила...).
 
Действительно, возрождение Самодержавия в России должно быть и подготовлено, и заслужено. Подготовлено оно должно быть, в первую очередь, возрождением собственно русского народа,— мы сейчас не только разобщены, но, как только что указывал п. Рюмин в другой ветке, мы (как народ) не осознаем себя до конца русскими: государственные достижения наших предков (тоже части русского народа, и гораздо большей, чем современное поколение), их вера, их жизненный, социальный уклад не просто забыт, но в какой-то мере даже не воспринимается как нечто свое. Пессиместически-унылые заявления о бессмысленности каких-либо усилий к тому, чтобы наше поколение вспомнило о своей русскости, что нынешнее состояние России и ныне живущей части нашего народа приемлемо,— такие заявления эквивалентны тому, что русского народа больше нет. Такие заявления говорят о том, что всё — русскость сейчас уже забыта настолько, что для тех, кого мы называем русскими, поджидовскоскть (существование под жидовской оккупацией) и естественна, и более свойственна, чем русскость. Свойственна настолько, что ее не изгнать никакими напоминаниями о Святой Руси, никакими усилиями, более того — никаким насилием — «не вспомнят, хоть кол на голове теши!». Так ли это?
 
Мы здесь уже как-то говорили о деревенщиках, один из них, Владимир Алексеевич Солоухин задавался этим вопросом. Приведу еще одну цитату — из его «Последней ступени»:
 
 
"[...] — Представь себе, — говорил кто-нибудь из нас, — что мы группы, организация, сила. Во время какого-нибудь крупного заседания, когда все они собрались в одном месте, мы окружаем здание, в зал входят воины с автоматами («спокойно, товарищи, всем оставаться на местах»).
 
— А утром вместо бесцветного бессловесного гимна по радио бухает колокол и раздается благовест. Торжественные колокола звонят на всю Россию, на весь мир, возвещая, что эпоха диктаторского насилия и мрака окончилась. Люди недоумевают, но уже предчувствие говорит им, что свершилось что-то прекрасное, светлое, не зря же звонят колокола!
 
— После пяти минут торжественного благовеста, — возбуждается фантазия и у Лизы, — все проснулись, вся страна, весь народ, все у радиоприемников.
 
— Колокола замолкают, голос с железным тембром.
 
— Не Левитана, конечно?
 
— О нет, конечно, не Левитана. «Дорогие соотечественники! Нами, группой освобождения и возрождения России, сегодня, 18 июля, в Москве произведен государственный переворот. Так называемое советское правительство, доведшее страну до полного разложения и маразма, низложено, арестовано и содержится в изоляции».
 
— И уничтожено физически! — с ходу уточняет Кирилл.
 
— В благоприятный момент будет проведен всеобщий опрос с тем, чтобы народы, населяющие нашу страну, сами могли выбрать желательный для них образ жизни и верховную власть. Для управления страной на ближайшее время создан контрреволюционный — да, именно так, не боясь этого слова, — контрреволюционный комитет во главе с председателем, называющимся наместником верховной власти в России.
 
— Почему наместником верховной власти? — В России должен быть царь, император, но к этому надо подготовить страну, народы. Пока что — наместник верховной власти, который потом передаст эту власть из рук в руки... Сегодня в 12 часов председатель комитета, он же наместник верховной власти, выступит по радио с большой программной речью. [...]
 
...К этому времени мы уже достигли Москвы и ехали теперь по серой ночной промороженной улице, и два-три лозунга уже успели броситься нам в глаза: «Народ и партия едины», «Встретим ударным трудом...», «Мы придем к победе коммунистического труда».
 
Внятно и четко, вразумительно и проникновенно вдруг Лиза сказала:
 
— Жутко оттуда, где мы только что побывали, возвращаться опять к действительности. Не хочу!
 
Наступила в нашей машине тишина. Я поймал себя на том, насколько точно определила Лиза и мое душевное состояние: нелепо и жутко опять возвращаться в серую, мертвенную тюремную камеру, когда только что побывал на живой земле, на живой траве, под живым небом. К тому же где-то в глубине души появился червячок сомнения: не поздно ли? Не все ли уже кончено с Россией? Была искусственно парализована, обескровлена, выедена изнутри, обглодана почти до остова. Вспомнились ужасные слова Розанова из его «Опавших листьев»: «Когда она (Родина) наконец умрет и, обглоданная евреями, будет являть одни кости, — тот будет «русский», кто будет плакать около этого остова, никому не нужного и всеми покинутого».
 
Так не мертва ли она? Не осталась ли нам скорбная доля только оплакивать ее остов по пророчеству русского писателя?
 
А если теперь и оживить? Есть ли смысл оживлять человека на подопытном операционном столе, если у него вырезано все самое главное и важное? Оставшиеся органы все перепутаны хирургами-палачами. Не на мучения ли разбудишь его и вернешь к жизни? Ведь всюду будет болеть, когда начнет он оттаивать от анестезии?.. Кирилл Буренин оказался тверже меня.
 
— Прекрасно то, что мы на минуту сейчас вообразили. Но само оно не придет.
 
— Так что же?
 
— Надо действовать. Они в свое время не сидели сложа руки.
 
— Как действовать? Что? Нет же способа привнести наши идеи в массы. Нет. Листовки, что ли, расклеивать?
 
— Надо создавать организацию. Группу хотя бы на первых порах. Пусть двадцать, сорок человек, но твердых, надежных, каменных.
 
— Какая группа из двадцати человек, когда у нас в стране каждый пятый — стукач?!
 
— Осмотрительно, осторожно. Теория малых дел. Птичка по зернышку клюет и сыта бывает. А под лежачий камень вода не потечет, нет. [...]".
 
 
 
Так вот, Владимир Алексеевич Солоухин описывает, как он искал и находил людей, у которых ему удавалось обнаружить ту самую русскость под шелухой, нанесенной словесами оккупантов. И здесь, кстати, видна наипервейшая задача — возрождение русского самосознания и возрождение нашего народа из нынешнего распыленного состояния. Кажется, Солоухину принадлежит идея постепенного «выкристаллизовывания» народа из маленьких «центров кристаллизации» — маленьких групп единомышленников, постепенно развивающихся и разрастающихся в общее движение. Совершенно не понятно, почему такие «центры кристаллизации» русского народа (в форме братств, артелей (если к единомыслию добавляется еще и совместный труд), орденов) следует интерпретировать как объединение «опроичь» церковному единству. Откуда такое противопоставление, не надуманное ли здесь противоречие?
 
 
О том откуда может «прийти» диктатор. Ильин пишет об этом в статье «Какие выборы нужны России» (если только не путаю названия),— это поиски, как он пишет, лучших людей...
 
 
 
Что касается выборов и осквернения. Оскверняет внутреннее принятие принипа возможности выборов верховной власти, такой принцип утверждает выборная демократия, и это (согласно Ильину) есть проявление пантеистического умонастроения. Нужно только подчеркнуть, что речь идет об идее выборов верховной власти, а не о самом механизме выборов как таковом.