От Vladimir
К Виктор(ранний)
Дата 31.01.2002 17:46:52
Рубрики Прочее;

Re: Aй, спасибо...

Здравствуйте, Виктор! Благодарю за исчерпывающий ответ. Напрасно вы думаете, что я как-то враждебен вам из-за имеющегося у нас различия в оценках советского прошлого. Да, мне не нравится эмиграция как явление, потому что сразу появляются смертельные вопросы, например, кто за кого в случае военного противостояния. И вообще, русский человек не может без тяжелого душевного разлада служить сразу двум государствам. Где сокровища ваши, там и душа ваша. Говорю это не в упрек, не имею права ни на какие упреки по своей греховности, высказываю это как свою точку зрения.  
 
> Поймите, я действительно, искренне  сожалею о ваших  постнеокоммунистических взглядах – а вовсе не делаю это только от того, что так НАДО (для трудоустройства) и от того, что я чувствую за спиной тяжкое дыхание РУССКОЙ ОБЩИНЫ ЗА РУБЕЖОМ. «Большой Брат Ваня наблюдает за тобой».
 
Виктор, думаю, что мы неправильно понимаем друг друга. Видимо, я никак не могу передать то свое понимание прошлого, которое вы называете постнеокоммунистическими взглядами. Вообще, слово коммунизм стало как-то двоиться и даже троиться, в него вкладывается иногда даже противоположный смысл. Мне пришел последний журнал Молодая Гвардия, попробую  его использовать за недостатком своих литературных талантов. Дальше я буду приводить цитаты. Скорее всего, ничего нового они вам не дадут, но, может быть, вы хотя бы измените название моих взглядов.
 
Сейчас имя Сталина знал каждый. Это имя повторялось всеми как символ надежд на долгожданные перемены в жизни. Надоело наглое владычество временщиков! Основательный Сталин медленно, не торопясь, разжимал стальные челюсти сионистов, сомкнувшиеся на горле русского народа. И народ отвечал ему общей любовью, признанием.
 
Основным бастионом проигравших (троцкистов — Владимир) становилась (как и до 1917 года) интеллигенция. Эти люди, в творческом отношении абсолютно бесплодные, быстро и уверенно освоили боевой расстрельный жанр — критику. Действуя методом волчьих стай, они уверенно хозяйничали во всех областях культуры: литературе, музыке, живописи, театре.
 
Литературная жизнь в Стране Советов напоминала открытую еврейско-русскую войну. Революционные захватчики, потерпев поражение на самом «верху», отчаянно цеплялись за оставшиеся рубежи и превратили творческие организации в свой последний бастион. Состоялась мобилизация сил. Штабами ненавистников русской культуры сделались РАПП, ЛЕФ и журнал На посту. Установилась смычка «творческих вождей» с деятелями на Лубянке.
 
Литературная критика, сделавшись выразителем лубянских мнений, стала страшной силой. Любое выступление «своих» обретало характер приговора и не подлежало никакой амнистии. Чрезвычайно деятельный партийный публицист Михаил Кольцов обыкновенно так заканчивал свои разгромные статьи-доносы: «Гражданин Н.! Прочитав этот фельетон, не теряйте времени и отправляйтесь в тюрьму. Там вас ждут».
 
Вызывание ужаса сделалось их творческим призванием. Особенно преуспели в этом Бескин, Безыменский, Розенфельд, Авербах, Бухштаб, Беккер, Горнфельд, Гроссман, Дрейден, Ермилов, Зелинский, Коган, Лежнев, Лелевич, Машбиц, Насимович, Ольшевец, Селивановский, Тальников, Юзовский.
 
Однако «есть, есть Божий суд, наперсники разврата!». И явился Грозный судия в облике несостоявшегося православного священника, воспитанника Тифлисской духовной семинарии. И началось долгожданное возмездие.
 
В 1918 году, спустя неделю после зверского расстрела Царской семьи, появился устрашающий Декрет об антисемитизме. Населению Республики Советов запрещалось даже упоминать о тех, кто совершил такую кровавую расправу в ипатьевском подвале. Леденящее дыхание Декрета ощущалось долго. Расстрельная пуля ожидала всякого, кто посмел бы косо глянуть на еврея.
 
Официального извещения об отмене страшного Декрета не публиковалось. Однако его удавье влияние на обывателя постепенно ослабевало, однако после падения Зиновьева и разгрома путча Троцкого как бы само собой сошло на нет.
 
Заодно ликвидировали и давнишнюю «лавочку» — Еврейскую секцию ВКП(б) с ее многочисленными изданиями на идиш.
 
Отныне проигравшие могли собираться только на кухнях.
 
Последовало, однако, новое доказательство поразительной изворотливости этой цепкой публики: появилось пламенное стихотворение Ильи Эренбурга:
 
Мы часто плачем, слишком часто стонем,
 
Но наш народ, огонь прошедший, чист.
 
НЕдаром слово «жид» всегда синоним
 
С великим, гордым словом «коммунист»!
 
Это была установка на продолжение борьбы. Метод предлагался простой, но безотказный: всяк, кто плохо молвит о еврее, тот против коммунистов, против самой партии. Своеобразное воскрешение Декрета об антисемитизме.
 
В качестве маяков советским литераторам преподносились произведения Коллонтай, Либединского, Киршона, Гладкова, Панферова, Чуковского. И, конечно же, великого Д. Бедного!
 
Чуковский вошел в когорту классиков за две поэмы — о мухе и о таракане.
 
А о романе Цемент критики О. Брик и П. Коган в один голос отзывались: это пример для таких известных графоманов, как И. Тургенев и Л. Толстой.
 
Самые восторженные оценки получило обильное творчество Д. Бедного. Яростный борец с церковью и православием, он сочинил Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна. Самец и охальник, он переступил все мыслимые границы приличия.
 
Гнусный опус толстобрюхого сочинителя вызвал гневный ответ Есенина:
 
Нет, ты, Демьян, Христа не оскорбил.
 
Ты не задел его нимало.
 
Ты сгусток крови у креста
 
Копнул ноздрей, как толстый боров.
 
Ты только хрюкнул на Христа,
 
Демьян Лакеевич Придворов.
 
О таких, как Д. Бедный-Придворов хорошо сказал наш замечательный поэт и патриот Ф. И. Тютчев:
 
А между нас — позор немалый, —
 
В славянской, всем родной среде,
 
Лишь тот ушел от ИХ опалы
 
И не подвергся ИХ вражде,
 
Кто для своих всегда и всюду
 
Злодеем был передовым:
 
ОНИ лишь нашего Иуду
 
Честят лобзанием своим.
 
Конец мерзопакостному «творчеству» бессовестного стихоплета положил сам Сталин. Генеральный секретарь, сохранивший привычку просматривать «Правду» по утрам, возмутился басней «Слезай с печки». Верный своей русофобской манере, Д. Бедный язвительно разделал русского человека, вечного, на его взгляд, пьяницу и лежебоку. Иосиф Виссарионович взялся за перо и отхлестал бесстыжего сочинителя по упитанным мордасам:
 
«Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и прежде всего русскому рабочему классу. А Вы? Стали возглашать на весь мир, что Россия в пршлом представляла сосуд мерзостей и запустения, что »лень" и «стремление сидеть на печке» являются чуть ли ни национальной чертой русских вообще... Нет, высокочтимый т. Демьян — это не большевистская критика, а клевета на наш народ!"
 
             С уважением, Владимир.